Стен смущенно пожал плечами. Его взгляд пробежал по ее темно-зеленому платью, и сердце забилось часто-часто, но он снова вспомнил, зачем пришел. «Она выйдет замуж за другого, — подумал влахак. — Скорее всего, она ничего не чувствует ко мне».

— Я хотел также поздравить тебя с будущей свадьбой. Флорес рассказала мне об этом.

На мгновение влахака, казалось, лишилась дара речи, потом она прищурилась.

— Это идея Ионны.

— Разумно, — заявил Стен, но в душе все кричало от печали. — Лучшая возможность для продолжительного союза с востоком.

— Союза! — фыркнула Висиния. — Ты считаешь, это хорошо?

— Да, конечно, — в отчаянии соврал Стен. — Нам нужен любой союзник в борьбе.

— В борьбе, — эхом повторила влахака. — Само собой разумеется, борьба — прежде всего.

— Да, — твердо ответил Стен. — Так и есть.

— А как же я? Мои желания? — спросила Висиния, но, прежде чем ошеломленный Стен смог ответить, она отвернулась, снова уставилась в окно и холодно сказала: — Как глупо с моей стороны, ведь мои желания на порядок ниже благоденствия Влахкиса. Было замечательно еще раз увидеть вас, Стен сал Дабран. Удачного пути.

Не в состоянии ответить что-либо, Стен уставился ей в спину. Когда он так и не нашелся, она повернулась к нему:

— У вас есть что-то еще, господин Стен?

Гнев переполнял юную влахаку, гнев и печаль. А он стиснул зубы и выдавил:

— Нет, ничего. Спасибо за приветливые слова, благородная Висиния. Всего хорошего!

Затем резко развернулся и выскочил. Во дворе замка его уже ждали остальные. Он быстро шел по коридорам крепости и думал: «Так будет лучше. Я отправлюсь на войну, она выйдет замуж за другого. Но если это лучшее для нас двоих, то почему мое сердце словно умерло?»

53

Боль стала его постоянными спутником и постоянно язвила его, когда он не спал и не грезил. Он привык к постоянной боли, принял ее как часть своего существа и почти приветствовал ее глухой гул в своем теле, который убеждал его в том, что он еще жив.

Он воспринимал мир вокруг себя словно через много слоев плотной ткани, приглушенно, отдаленно, как будто этот мир не имел никакого отношения к нему и его судьбе. Только он и его боль казались ему значимыми. Иногда он спрашивал себя, кто он, как его зовут, но вопросы каждый раз бледнели и исчезали в его снах.

Без чувства времени он витал в полузабытьи, без перехода соскальзывая в запутанные сновидения, в которых огромные чудовища ели людей и проливались потоки крови. Даже когда он просыпался и открывал глаза, мир оставался темным и черным. «Я слеп?» — сонно спрашивал он себя, но даже возможная потеря зрения не могла пробудить в нем чувства.

Иногда он ощущал вокруг себя присутствие других существ, воспринимал их голоса, но не мог понять смысла их слов. В него вливали что-то холодное, горькое, иногда теплое, пряное, он равнодушно проглатывал все. Его мир часто дрожал, какой-то грохот доносился до его ушей, и он чувствовал прохладный воздух на своем лице или нежные, согревающие пальчики. Потом какая-то часть его разума отозвалась: «Ты не в помещении, это ветер и солнце». Эта мысль не взволновала его, и уже скоро он снова грезил темнотой. Он плыл в темном бесцветном море равнодушия, глубоко под поверхностью, далеко от всего.

Но со временем его разум начал подниматься, приближаться к свету, и боль резко вонзилась в его сознание, а из горла вырвался стон. Он поднимался все выше и выше, и к нему вернулись воспоминания. «Сарган, мое имя Сарган», — внезапно вспыхнуло в его сознании, потом его вынесло на поверхность, и свет залил его — яркий, сияющий, причиняющий боль. Он слабо попытался прикрыть глаза руками, но руки не слушались. В отчаянии он склонил голову на бок и застонал. Словно в ответ, ему на глаза положили полоску легкой ткани, которая приглушила свет.

— Спокойно, мой друг. Ты долго спал. — В его ушах раздался низкий, приятный женский голос.

Сарган в замешательстве пытался понять, что же с ним происходит и где он сейчас. Но его последние воспоминания кружили вокруг троллей и мятежника, внезапного, жестоко яркого света и последовавшей темноты. Он хотел задать вопросы, но его горло и рот совсем пересохли. С большим напряжением ему удалось выдавить: «Воды!»

По его губам побежала прохладная жидкость, заливая горло. Он стал жадно пить, но в спешке поперхнулся. Кашель разжег огненные волны боли в его теле, а грудь скорчилась в судорогах, и он уже испугался, что захлебнулся.

Сильная рука подняла его голову и грудь и держала, пока кашель не прошел. Потом его мягко положили на ложе. Тяжело дыша, Сарган лежал на спине и мигал. Перед ним проступали предметы. Там, где он перед этим видел лишь яркий свет, теперь двигались тени и темные пятна.

— Еще? — спросил голос, и Сарган слабо кивнул.

На этот раз он пил осторожнее, маленькими глотками, и с каждым глотком к нему возвращалось все больше жизненных сил.

— Хватит, хватит, — мелодично засмеялся голос. — А то застудишь себе желудок.

Все еще неуверенный в том, что с ним случилось, Сарган сдался. Сначала ему нужно выяснить, что происходит.

— Кто вы? — хрипло спросил Сарган. — Какой бог послал мне вестника?

Женщина снова рассмеялась, но затем ответила серьезно:

— Я не посланница бога, а простая женщина. Меня зовут Сцарбед.

— Сцарбед? — слабо переспросил Сарган. — Я благодарю вас за вашу доброту, Сцарбед.

— Повремени с благодарностью, друг, — загадочно ответила женщина, и Сарган озадаченно нахмурился.

— Где я? — спросил он.

— На постоялом дворе. Мы примчались сюда перед началом ночи, а завтра поедем дальше.

— Поедем? В карете или на корабле?

— В повозке, друг! А баржа будет позже.

«Баржа, — подумал Сарган. — Мы переправляемся через реку? Где Стен? Я в Мардеве?» А вслух он спросил:

— Куда мы едем?

— В Теремию, мой друг, — прозвучал тихий ответ, и ужас пронзил тело Саргана.

«В Теремию? О богиня, значит я в руках масридов? Или влахаки уже покорили этот город? Как долго я был без сознания?»

— Как тебя зовут? — женщина вывела его от тяжелых размышлений.

— Сарган. Сарган Вульпон.

— Ну тогда, Сарган Вульпон, еще воды? — спросила Сцарбед, и Сарган кивнул.

На этот раз он пил большими глотками, пока у него снова не отняли воду.

— Как твои глаза? Можно уже убрать платок?

— Да, пожалуйста, — ответил Сарган и прикрыл веки. Миг — и платок исчез. Сарган осторожно заморгал. Сквозь слезы, которые сразу выступили на глазах, он смог разглядеть размытые очертания, светлые прямоугольники и темный силуэт над ним — кто-то махал перед глазами рукой.

— Ну как? Что-нибудь видишь?

— Размыто, — в отчаянии заявил Сарган, но женщина успокаивающе положила ему руку на плечо.

— Причин для беспокойства нет, я уже боялась, что ты совсем ослеп. Но, скорее всего, твое зрение будет медленно возвращаться.

— Что со мной произошло? — обеспокоенно спросил Сарган, так как не мог найти ничего в своих воспоминаниях.

— Ты упал с горы. Кроме того, братья ордена Альбус Сунас наложили на тебя заклятье, которое повредило глаза.

— И как долго я был…

— Без сознания? Пятнадцать дней. Я давала тебе много сонного молока, чтобы смягчить твою боль. Оно помогает при лечении и препятствует тому, чтобы человек двигался.

— Насколько все плохо? — тихо спросил Сарган.

— У тебя несколько переломов, а синяков больше, чем я могу сосчитать. Как мне рассказали, ты провалился сквозь крону дерева, а потом упал в кусты. И хотя у тебя довольно много ранений, все равно могло быть намного хуже.

— А почему ты помогаешь мне?

— Это моя профессия, я целительница.

— В монастыре? — озадаченно спросил Сарган, но Сцарбед снова рассмеялась. — О Божественный Свет, нет! Тогда братья не смогли бы избавиться от заикания!

— Но…

— Я родом из Бака Маре. Братья попросили меня о помощи. Как говорят… — промолвила она, но затем неожиданно оборвала предложение.